| Главная » Статьи » Ориджиналы |
Love and Blood
| В марте 1223 года, когда Людовик VIII только взошёл на престол, когда все люди надеялись на лучшую жизнь во Франции, меня приговорили к казни. Именно в годы правления Людовика VIII, инквизиторы были настолько жестоки и безжалостны, что многих невиновных людей казнили. Возможно, всё это было сделано на потеху графам, а может, они и вправду считали их виновными. А началось всё с того, что моя мать держала паб, где собирались все отбросы общества, прятались здесь, чтобы на улице вечером не окоченеть от холода. Я помогал ей, так как отца у нас не было – умер уже давно – а меня не брали на работу, из-за моего происхождения. «Бродячий пёс», как говорили всегда. Для того чтобы быть кем-то, надо иметь хорошую родословную, а у меня её не было. Жили мы вполне прилично, днём к нам приходили молодые, а вечером мужики, «ведьмы» – так их называла мать – да шлюхи. Одним вечером к нам ворвались инквизиторы, начали всё крушить, кричать, что это притон и шабаш ведьм, каждую женщину хватали за волосы и выводили на улицу, люди, что было мочи, вырывались из рук и бежали, куда глаза глядят. Звенели разбивающиеся стаканы и бутылки, слышался хруст то ли переломанных столов и стульев, то ли ломающихся костей человека и треск горящих деревянных предметов. Меня заметил один из этих напыщенных, самовлюблённых идиотов, считавших себя главой всего народа и прокричал: – Ловите, вон стоит содомит*, – тыча своим пухлым пальцем, гудел он. Я ошарашено смотрел, как некоторые из инквизиторов трогаются с места и идут сквозь толпящихся орущих и дерущихся людей ко мне. – Вивьен! – прозвучал сбоку голос матери и я, резко повернув голову, не заметил ничего кроме пламени, охватившего несколько столов в помещении. – Беги! – настойчиво кричал мне голос и я, сорвавшись с места, выбежал на улицу через заднюю дверь. Тяжело дыша, я оглядывался, решая, куда побежать. Никто не хотел бы быть обвинённым, особенно как содомит или ведьма. Самое лучшее наказание для них – это «ручная пила». Сначала палач медленно отпиливает руки и ноги, опалив факелом кровоточащие раны, чтобы помешать несчастному умереть раньше времени и, только затем очень медленно перепиливает его пополам. Поэтому я ни разу не ходил на казнь и не собираюсь ходить. Решив, что лучший путь – это спрятаться около озера, я побежал вперёд сквозь плотно посаженные деревья, теряя из виду полыхающий огнём паб. Бежал я, не замечая ветки, врезающиеся мне в лицо, не замечая холода, пронизывающего моё тело, ничего не замечая. Я даже забыл о матери, которую оставил там, сейчас инстинкт самосохранения действовал безотказно. Даже рана, полученная позавчера, не болела. Добежав почти до окраины маленького леса, я спрятался, присев за одним из деревьев. Перестав двигаться, я прислушивался к тишине, к любым намёкам на преследующих меня людей. Моё тело, застывшее и не двигавшееся почти час, затекло и замёрзло. Я боялся пошевелиться, казалось, что если я двинусь, меня сразу обнаружат, даже участь замёрзшего насмерть меня не так пугала, как «ручная пила». Кажется, я немного задремал, потому что, открыв глаза, я увидел встающее солнце, хотя до этого была полная темень. Решив, что оставаться тут нельзя, я осторожно встал, застонав от боли в затёкших мышцах, и поковылял вдоль реки к отдалённым частям графства. На улице было холодно, даже встающее солнце не согревало, учитывая, что я убежал в одной рубахе, брюках, отрезанных до колена, и сандалиях. Идя по одной из улиц, я начал натыкаться на людей, встающих в самую рань на работу, они удивлённо смотрели на меня, жалкого и продрогшего паренька. С восторгом я обнаружил неподалёку паб, похожий на наш с матерью. Бодро прошагав разделяющее нас расстояние, я, распахнув дверь, вошёл в тёплое помещение. В нос сразу ударил запах перегара и чего-то жаренного, смешиваясь с запахом ясеня – дерева, из которого был сделан сам паб. На отдалённых от входа столиках сидели люди и, подойдя к стойке, я сказал, как мне показалось, хозяину: – Извините… – Оборванец какой–то? Пошёл отсюда! Не хватало мне тут бродяг кормить! – Но… – попытался что-либо сказать я, но из большого проёма возле стойки вышёл огромный мужлан. – Парень иди отсюда по-хорошему, – посоветовал он мне вполне мирно. Я снова открыл рот, чтобы сказать, что они не правы. Как внезапно понял, что всё это бесполезно – что бы я ни сказал, они воспримут это, как лепет бродячего. Я вышел из паба и поёжился от холода, пронзившего моё тело, обняв себя, я растёр ладонями руки и двинулся вперёд. Услышав лошадиный топот копыт, я резко бросился в сторону за дерево. Сердце бешено стучало, а руки дрожали, я мгновенно покрылся испариной, мимо проскакали люди на лошадях, а я ринулся в пустынное от людей место – тот лесок. На третий день моего бегства от всех я даже не мог передвигаться. Тело непрерывно дрожало в попытке согреться, и ломило от озноба. А я продолжал лежать на окраине того леса, так как вчера на одной из улиц увидел инквизитора, лучше уж замёрзнуть и сдохнуть, как собака, чем быть распиленным. Мои глаза потихоньку закрывались и, мне казалось, будто я падаю в бездну, в темноту и холод. И вот кто сказал, что после смерти нас ждёт свет? Прикосновение теплых пальцев к моей щеке было неожиданным, я попытался открыть глаза, но предметы расплывались, и я подумал, что наверняка вот так и умирают. Дальше была темнота и холод. Я так думаю, что то прикосновение было поцелуем смерти. И вот теперь я один в темноте. А мне говорили, что там я встречу отца, которого убили, и мать, которая, наверное, тоже умерла, и весь мой умерший род. Тогда почему я один? Было так обидно, что я попытался закричать. Закричать, даже если я умер. Если бы это было возможно. Тепло. Я начал открывать глаза, и в них ударил яркий свет. А может, они не врали? Просто нужно было время. Отдалённо до меня доходили звуки какого–то разговора, я даже начал различать силуэты людей. – Мой Господин, он, кажется, пришёл в себя, – это что, так к Богу обращаются? – Он всё ещё плохо соображает, – сказал Бог, мужчина лет 30-ти, с бледной кожей длинными белыми волосами, в роскошной одежде. Действительно, Бог. – Пусть спит. – Да, мой Господин, – поклонился человек, с более бедной внешностью, черными, коротко стрижеными волосами, более щуплый. Он подправил мне одеяло и вышел следом за Господином. Теплая, мягкая кровать, это и есть рай? Надеюсь, мать будет здесь вместе с отцом. Она часто плакала по нему ночами, я ведь слышал. В двенадцать лет начал замечать эти ночные слёзы, и до моих семнадцати не было ни одной ночи без них. Это было больно и неприятно. И чаще мне казалось, что она ненавидит меня за существование. Я даже не знаю, как умер отец, но, наверное, из-за нас с матерью. Проснулся я через некоторое время от каких–то странных снов и кошмаров. Еле разлепив глаза, я попытался подняться с кровати, но тело отказывалось меня слушаться. Я сильно испугался, мне даже казалось, что я не чувствую своих конечностей, хотелось кричать. Я тяжело задышал от осознания того, что, возможно, я не смогу двигаться. Дверь скрипнула, и я слабо повернул голову в левую сторону, смотря на вошедшего человека. Это был тот темноволосый человек, говоривший «мой Господин». – Я не могу двинуться, – глухо и скрипуче прозвучал мой голос. – Мой голос… Из глаз потекли слёзы обиды и бессилия, мало того, что я калека, так ещё и голос совсем посадил за те три дня, что жил на улице. – Успокойся, – грозно сказал он. Но я не желал успокаиваться, я начал реветь сильнее. Моя грудь рвано вздымалась, а голова начала гудеть от потока горестных мыслей. А я ведь, правда, так останусь, останусь лежать навсегда, если не тут, то где-нибудь в подворотне, и даже встать не смогу. Ничего не смогу! Лёгкое прикосновение к моей голове, и всё прояснилось. Будто внезапно в меня будто вдохнули надежду. Открыв глаза, я увидел Бога, то есть Господина, он бережно держал свою руку у меня на лбу, будто выкидывая из головы все ненужные мысли. Я с трудом приподнял голову и коснулся губами его руки. – Спасибо, – прошептал я, – спасибо Вам огромное. Он удивлённо смотрел на меня, а я в ответ смотрел на него. Нежным бархатистым голосом он произнёс: – Благодарность – признак благородства души, – ухмыльнулся и, кажется, собирался сказать что-то ещё, но я спросил: – Ты Бог? – Я? – удивлённо смотрел на меня, а потом, покачав головой, ответил: – Нет. – Хотел бы я ответить, что ты врёшь. Но Бог ведь не врёт, – рассуждал я вслух. – Меня зовут Бернар, – сказал он после паузы. – Это – Жак, – показывая на темноволосого, добавил он. – Я Вивьен, – поняв, что от меня ждут, сказал я. – Отлично, Вивьен. Ты сможешь ходить и бегать. Доктор осмотрел тебя и сказал, что ничего страшного. Если будешь делать то, что говорит Жак, всё будет хорошо. Он развернулся и вышел из комнаты, а я, не отрываясь, продолжал глядеть в дверь, будто ожидая, что он зайдёт обратно. Жак налил в стакан какую жидкость из графина и поднёс к моему рту. – Пей, – сурово глядя на меня, проговорил он. Он приподнял мне голову после моего кивка, и я, открыв рот, попытался выпить горькую и вонючую смесь. Жак наклонял стакан слишком сильно, поэтому у меня из краев рта потекла эта жидкость, а когда я почти допил, то поперхнулся, и всё вылилось на меня и на кровать. – Прости, – прошептал я с пылающими от стыда щеками. – Ничего. Я всё вытру, и бельё тебе поменяют. Он поставил на поднос стакан и графин, вытер мой рот и, вновь приподняв мою голову, дал уже стакан с чистой водою и помогал пить более аккуратно. Когда он вышел, я заснул, и снилась мне всякая белиберда: про Богов и Демонов, про Принцессу и Принца, про Рыцаря и Врагов. В общем, я проснулся в ужасном настроении и поражённо обнаружил, что моя одежда и кровать чисты. Уже больше недели меня выхаживал Жак. Я наконец рассмотрел его более пристально: заострённые, почти хищные черты лица, чёрные волосы и такие же черные глаза, смуглая кожа была немного темнее моей. А вот Бернар с того раза больше не заходил, ну, а я не спрашивал про него. Хотя кроме Жака я пару раз видел служанку. Она, кланяясь, заходила, прибиралась и, кланяясь, выходила. Однажды, когда я дремал, я услышал щелчок и думал, что это Жак, но это была служанка, так что я решил притвориться спящим. Она прошла, убралась и, в общем, не делала ничего необычного, но, выходя, она подошла к моей кровати и, склонившись, разглядывала меня и потом шепотом произнесла: – По-моему, нет ничего такого, – ну, и что бы это могло значить? После она, зашуршав своим платьем, вышла из моей комнаты. Я долго не мог понять, что она имела в виду. Ну, а если поразмыслить, то меня сюда взяли уж точно не по доброте душевной, значит, я должен буду делать что-то. Она имела в виду, что я такой тощий и, значит, у меня нет сил? Или что? Размышлял я до того времени, пока не зашёл Жак с подносом и горшком, мне и правда хотелось облегчиться, а он всегда знает, когда. И как ему это удаётся? Здесь было скучно, я часами просто сидел в постели, иногда пробуя вставать, что получалась не очень хорошо. И вот, после того как служанка убралась в комнате, я решил походить. Встать было довольно-таки трудно. Я, держась за стену, встал и проковылял к двери. Но внезапно услышал разговор. – Ну, как он там? – женский немного скрипучий голос. – Да спит, по-моему. Не понимаю, зачем он Господину? – это тот самый голос служанки! – Наверное, как пищу будет использовать, – простите, что?! – А может, даже больше, у него давно секса не было, – они обе захихикали. Я покрылся холодным потом. Для пищи? Для секса? Это он что? Меня сначала изнасилует, а потом сварит и сожрёт?! Дыхание стало прерывистым и частым. Мозг начал обдумывать пути выхода. Чёрт! Я ведь даже двигаться толком не могу! Я оттолкнулся от двери и, сделав пару шагов, упал, больно ударившись локтём о комод. Дверь скрипнула, и я увидел входящего Жака, а позади него две девушки. Наверное, мой взгляд выражал больше, чем я мог бы сказать, поэтому Жак тихо произнёс: – Мой Господин, он пытается сбежать, – я отчётливо видел, что Бернара здесь нет. Так кому он это, мать его, говорит?! Лёгкое дуновение ветра и моего плеча коснулась тёплая рука. Повернув голову, я увидел склонившегося надо мной Бернара. Дёрнувшись от него, я попытался отползти, когда путь мне преградил Жак. – Уйди! Отпустите меня! – я дрожал и не мог внятно соображать. Мне было ужасно страшно. Может быть, инквизиторы были не такими уж плохими людьми? – Вивьен, успокойся, – мягкий тенор словно успокаивал, но липкий страх оставался. – Не подходи, – всхлипнув, произнёс я скрипучим голосом, – отпусти меня. – Я вампир, Вивьен, – ответил он уверенно. Я поднял на него заплаканные глаза, через которые было видно лишь расплывающийся силуэт. – Я тебя не обижу, мне в неделю достаточно пары капель крови. И больше ничего. – В-вампир? – дрожащим голосом произнёс я. И в голове замелькали картинки сказок с вампирами. Они разрывали по частям свою жертву или обескровливали её. – Нет ничего нелепее глупых человеческих предрассудков и пошлее лицемерной строгости, – сказал он, и я ни черта не понял. Поймав мой взгляд, он разъяснил: – Я имею в виду, что всё то, о чём говорится в сказах, или передаётся из уст в уста, не совсем правда. Да, мы питаемся кровью, но чаще не убиваем жертву, лишь чуть-чуть выпьем крови и отпускаем, она даже не замечает этого. Я, уже почти успокоившись, произнёс: – Так ты вампир, – он, скептически посмотрев на меня, ответил: – Ты вообще слушал, что я сказал? – Да, что ты меня не убьёшь, но кровь пить будешь, – успокоившись, произнёс я. – Если ты, правда, при этом не убьёшь меня, я согласен. Лёгкая улыбка тронула губы Бернара, и суровые черты лица разгладились. – Красота редко сочетается с мудростью, – сказал он, а я покраснел, осознав, что он меня только что назвал красивым. Вампир подошёл ко мне и, обняв за талию и положив руку под колени, лёгко поднял меня. Я даже от неожиданности вскрикнул и покраснел ещё больше от близости со столь красивым существом. Он плавно отпустил меня на кровать, и сев рядом провёл по голове и, как и тогда, в моей голове сразу же стало пусто. Я лёг на подушки и, поцеловав руку, щекой прижался к ней и провалился в глубокий сон. Помниться, мать говорила, что у вампиров есть сверхъестественные силы и, наверное, эта одна из них. А ещё она говорила, что они очень страшные. Ничего подобного, Бернар настолько красив, что я его даже с Богом перепутал. Уже через неделю я мог вполне нормально передвигаться сам и, конечно, умываться и ходить по нужде, что неимоверно радовало. Месяц с половиной прошёл после моего прибытия сюда, и я наконец-то мог самостоятельно осмотреть огромнейший замок. Проходя мимо одной из комнат, я услышал шуршание и голоса. – Ой, Патриция, наш Господин влюбился, заметила? – это они про Бернара? – Да, обычно тихо сидел у себя в кабинете, а теперь места найти не может, как тигр в клетке, честное слово, – они обе захихикали, а я покраснел от осознания, что мне правда интересно, в кого же он влюбился, этот псевдо Бог. – Любовь ранит даже богов, да? – они снова захихикали, а потом я услышал голос Жака. И это меня ввело в ступор. Неужели возлюбленный Бернара Жак? Естественно, они всё время вместе и знают друг друга, по-видимому, уже давно. С Жаком, да? Я почувствовал укол в сердце. Неожиданно. Я прошмыгнул дальше, обследуя этаж, он оказался огромным, и, как позже выяснилось, он был вторым. А в замке всего три этажа не считая чердака, который вообще не использовался, ну, если только как свалка старых предметов. Я спустился по лестнице вниз и оказался в огромном зале с входной дверью. С краю я заметил маленький проём. Любопытство победило, и я быстро прошмыгнул туда. Не слишком большая комната, хорошо обставленная, с камином и огромными окнами, шторами и так далее. – Умеешь играть на скрипке? – спросил неожиданно голос позади меня и я, вздрогнув, резко обернулся – это был Бернар. – Нет, – помотав головой, ответил я. Он грациозно подошёл к комоду, на котором лежал инструмент и, взяв его, ухмыльнулся мне. Он поставил скрипку на плечо и, легко придерживая её подбородком, зажал струны, проводя смычком по ним. Зазвучала грустная, медленная мелодия, обволакивая и преображая образ вампира. Я любовался им, не смея отвести взгляд, казалось, что это что-то интимное и непозволительное. Но в голове возникли слова. Он влюблён в Жака. Я растерянно отвёл взгляд и стал смотреть совсем в другую сторону. Он перестал играть, я слышал, как он положил скрипку обратно на место, и уверенные шаги по направлению ко мне. Лёгкое касание тёплыми пальцами моего плеча заставило вздрогнуть. Я обернулся, а он пристально смотрел на меня. – Можно мне немного крови? – зрачки его расширились, и, кажется, даже ногти на руках удлинились. Я коротко кивнул и весь зажался, крепко зажмурив глаза. Я чувствовал, как он спускает пальцы по моей коже, вызывая стаю мурашек. Он схватил меня за запястье и слегка отодвинул руку, приблизив лицо к предплечью. Я чувствовал его тёплое дыхание на руке, он придвинулся ближе, коснувшись губами руки, я слегка вздрогнул, прерывисто выдохнув. После почувствовал, как он раскрывает рот, и клыки проникают в кожу. Больно. А чувствовать, как из тебя высасывают кровь, ещё неприятней. Я приоткрыл один глаз, смотря на вампира, жадно прильнувшего к моей руке. Он внезапно остановился, вынул клыки, сопровождая это действие болью, и зализал рану. На руке остались лишь две розовые точки. Я пристально смотрел на них, а потом перевёл взгляд на Бернара, который смотрел на меня так же, как и обычно. Будто ничего не произошло. И снова – «он влюблён в Жака». Я отвёл взгляд первым. – Тебе нужно полежать, – сказал он. – Через полтора часа у нас будет ужин, спустишься, мы едим все вместе. Я кивнул, осторожно ступая, прошёл мимо него и, ощущая на себе его взгляд, поднимался по лестнице. В растерянном чувстве я зашёл в свою комнату и, сидя на кушетке, размышлял, что же делать дальше. Мне очень хотелось узнать, что случилось с матерью, а если она жива, попытаться спасти её. А ещё интересно, сколько времени подразумевал Бернар, говоря, что он будет питаться моей кровью. Я облокотился о стену и глубоко вздохнул. И что за уколы сердца я ощущаю, когда думаю о Бернаре с Жаком? Неужели это отвращение? Содомиты – это грех. Но нет, это точно не отвращение. По правде, я догадываюсь, что это может быть. Скорее всего, это… – Вивьен, – позвал меня Жак из-за двери. – Да? – подойдя, открыл ему дверь я. Он прошёл с подносом к комоду и, поставив, налил в стакан ту восстанавливающую жидкость. Я смотрел за ним и пытался понять, что же привлекло Бернара в Жаке. Его темная кожа? Она у меня тоже довольно-таки тёмная. Может, чёрные волосы? Мои, темно-коричневые, чем плохи? Его грация? Или ум? А вот тут мне крыть нечем. – Жак, а ты кто? – спросил я, когда он протянул мне стакан. Я поднёс его к губам, не сводя глаз с Жака. Когда же я всё проглотил, поморщившись, он ответил: – Я дампир. Наполовину человек, наполовину вампир, – забирая стакан из моих рук, ответил он. Хех, теперь понятно, чем он заинтересовал Бернара. Существо, похожее на него самого. Конечно, лучше выбрать того, кто равен тебе по силе, или даже сильнее. Чем собственную еду. Еда, да? Я надел приготовленную Жаком одежду и спустился на ужин. Столовая находилась на первом этаже слева по коридору, за второй дверью. Перед тем как открыть её, я стоял и пытался успокоить слишком быстро бьющееся сердце. Выдохнув и вдохнув столько раз, сколько потребовалось, чтобы успокоить сердце, я, слегка толкнув дверь, вошёл внутрь. А Бернара всё ещё не было, хотя другие уже собрались. Помимо двух служанок и Жака тут был ещё один мужчина и ещё одна женщина. Я сел на свободное место, поздоровался со всеми, и они начали трапезу. Я удивлённо посмотрел на Жака. – А Бер… Господин не придёт ужинать? – Он ужинает не с нами, – ответила незнакомая женщина. – Ведь его еда – ты, – улыбнулась Патриция, а у меня глаза на лоб полезли. Я покраснел и уставился в тарелку, чувствуя, как пылают щёки. Я даже думал, что ни кусочка не проглочу, но, как оказалось, еда была очень вкусной, и я попросил добавки. Плотно поужинав, я хотел было встать, но они продолжали сидеть, и я последовал их примеру. – Солнце светит всем, – сказали они хором и начали вставать, я тоже поднялся с места, не понимая, что сейчас произошло. Все, попрощавшись, разошлись по своим комнатам, как и я. Умывшись перед сном, я переоделся и стал дожидаться Жака, который приносит мне лекарство и который обязательно разъяснит случившееся. С некоторых пор я стал холодно общаться с ним и чувствовал неприязнь. Не понимаю, почему? Он влюблён в Жака – всплыло в голове. А может, это, потому что я… – Вивьен, – позвал меня Жак и я, встав с кушетки, открыл ему дверь, давая пройти. Повторив обычную трапезу, я спросил: – А что значит фраза «Солнце светит всем»? – То и значит. Это как призыв. В этом замке живёт много разных существ, и такой фразой мы даём понять, что каждый важен. Вот и всё. – Ясно, – ответил я, а он, забрав поднос, вышел. На следующий день Жак сказал, что я тоже буду убираться по дому, как и все остальные. И первое, где я должен убраться, это кабинет Бернара. И вот, стоя перед дверью, я боялся. Чего? Да просто встречи с ним, казалось что… – Входи, – услышал я из-за двери и, открыв дверь, тихо вошёл. Прямо напротив двери находился дубовый стол, за которым сидел вампир, а по бокам стенкой стояли шкафы. Я открывал каждый шкаф, протирал тряпкой пыль и закрывал. Столько книг. – Ты умеешь читать? – спросил он. – Нет, – глухо ответил я, помотав головой. – Я тебя как-нибудь научу, и научу на скрипке играть, – я удивлённо повернулся, а он рассматривал меня, как будто снимая мерку. Я покраснел и отвернулся, продолжив то, зачем пришёл. – У вас столько книг, – сказал я, чтобы это неловкое молчание кончилось. – Но они не все так хороши, как кажется. Хороша книга, если автор в ней высказывает только то, что следует, и так, как следует. Когда-нибудь ты прочтёшь их все, как прочёл их я. – Да я до конца жизни и целый шкаф прочесть не смогу, – посмеялся, протирая пыль. – Если останешься со мной, будешь жить долго, – уверенно произнёс он, а мне стало не по себе. Слова будто пригвоздили меня к полу. Проживу долго? Это насколько долго? Долго для обычного человека или долго для почти умирающего и брошенного на улице человека? А может, долго для еды? Я покрылся испариной от страха, адреналин зашкаливал и, когда я почувствовал прикосновение к шее, я чуть не умер от разрыва сердца. Дернувшись и больно врезавшись спиной в шкаф, я с расширенными зрачками смотрел на вампира. – Ты меня боишься? – и как можно не бояться вампира? – Немного, – ответил я. Он, осторожно подняв руку, поднёс её к моей щеке. Я чувствовал, как по спине стекает капелька пота. Я зажмурил глаза, но не так сильно, чтобы он заметил. Лёгкое прикосновение его пальцев и стая мурашек пробежала по телу. Он провел рукой до подбородка и поднял мою голову. Открыв глаза, я увидел приближающееся ко мне лицо и дернулся, ударившись головой о выступ в шкафу. – Прости, – прошептал он и, развернувшись, сел обратно себе за стол. – Можешь идти, тут уже убрано. Я взял в руку упавшую тряпку и хотел было уйти, но вспомнил то, о чём уже давно хотел попросить. – Бернар, – я развернулся к нему лицом. – Моя мать. Я бы хотел её найти. Ты не мог бы мне помочь? Тебе ведь известно, что я почти был пойман инквизиторами. А мою мать уже забрали, но, возможно, она ещё жива, – отчаянно сказал я. Вампир спокойно смотрел на меня и после, уткнувшись в бумаги, ответил: – Я завтра еду в город, – кажется, это был конец разговора. Но ведь завтра может быть поздно или уже поздно, я продолжал смотреть на Бернара, и после паузы он сказал: – Скажи Жаку, чтобы запряг коней в город, – я улыбнулся и, поклонившись, вышел. Быстро доложив Жаку о распоряжении господина, я стоял и ожидал его отъезда. Насколько мне известно, они вернутся через три дня, надеюсь, всё будет хорошо. Я стоял и смотрел на отъезжающую каретку. – Бернар! Стой! – крикнул я, бросаясь вдогонку. Жак сразу же остановил коней, а я, запрыгнув в карету, сел около вампира, протягивая свою руку. Он сначала непонимающе смотрел на меня, а потом, взяв мою руку, мягко поцеловал её и спросил: – Можно? – Я для этого и прибежал, – покраснев, ответил я. Он, обхватив меня за талию, ближе придвинул к себе и поцеловал в щёку. Я, растерявшись, смотрел на него, сильно покраснев, и с лёгким укором во взгляде. Он ухмыльнулся, и вытянувшиеся клыки вошли под кожу руки. От лёгкой боли я крепко зажмурился и схватился за плечо Бернара. Пара мгновений, и он, зализав место укуса, выпустил меня из рук. И, кажется, не удержавшись, легко поцеловал меня в губы. Лёгкий чмок, но я покраснел так, будто меня попросили раздеться перед публикой. – Господин, нам нужно ехать, – встрял Жак перед тем, как я что-либо успел сказать. «Он влюблён Жака», – всплыло в моей голове и я, отодвинувшись от вампира, вышел из кареты. С горечью осознав, что меня заклинило. И это могло означать только то, что я… – Вивьен! – прозвучал голос девушки за моей спиной. Я обернулся, слыша топот копыт лошадей отъезжающей кареты. – Идём. Обед уже готов. Я кивнул и последовал за ней, борясь с желанием оглянуться вслед карете. И всё же обернулся, мать её. Я услышал смех и, сразу же выпрямившись, посмотрел на служанку. Патриция, улыбаясь, смотрела на меня. – А Господин думает, что ты его призираешь. А я смотрю, ты прям глаз не можешь от него оторвать, – я покраснел и хотел было что-то возразить, но она меня перебила: – Идём уже, – смеялась она. Это и вправду значит, что я влюблён. Наконец смог додумать я мысль, которая жгла меня всё это время. Эти три дня, когда Жака и Бернара не было дома, я всё думал об их отношениях. Я ужасно ревновал и не мог ничего поделать с собой. Это разрушало меня изнутри. Когда-то мне казалось, что влюбиться в мужчину – это ужасно и непростительно. Помимо того, что этого не одобряет Бог, этого не одобряет даже народ. А когда я однажды гулял по третьему этажу, я услышал какой-то писк в одной из комнат. Любопытство, естественно, победило страх, и я решил посмотреть, что там. Заглянув, я увидел Патрицию и Люси. Они целовались, плотно прижавшись друг к другу. Как только до меня дошло происходящее, я отвернулся и тихонько прикрыл дверь. Разве это правильно? Разве так может быть? Безусловно, мне нравился Бернар, и рядом с ним я чувствовал себя в безопасности (и это учитывая, что я его еда). В такие моменты в моей голове рождались глупые мысли вроде: «А может, он не любит Жака, или девушки просто ошиблись?» Странно, но утром, в тот день, когда Бернар и Жак должны были прибыть обратно в замок, я пришёл к выводу, что: «Любовь у всех одна и та же». И неважно, какого ты пола, национальности или из какого ты государства. Ржание коней заставило всех обитателей замка высыпаться на улицу. Из кареты вышел Бернар. И он был один… Моя мать, наверное, давно подверглась пыткам! Я ужасный сын, всё это время думал только о себе! И всегда я думаю только о себе! Я закрыл руками лицо, и был удивлен, когда почувствовал теплые руки на своих плечах. – Прости, – тихий шёпот Бернара, будто обвинял меня. – Она умерла неделю назад. – Ч… что, – всхлипнул я, – с… ней… случилось? Он только обнял меня. А значит, пытку они придумали куда более изощренную, чем просто сжечь на костре. Я схватил его за плечи, уткнувшись лицом в грудь вампира. – Прости, – снова прошептал он, легко поглаживая меня по спине. Я долго не мог успокоиться, и мы продолжали стоять возле ворот, не проходя в дом, он терпеливо ждал, когда мои слёзы прольются до конца, и я выговорю всё то, что накопилось внутри меня. Я молился и просил прощения, я ревел, и мой шепот, сбиваемый всхлипами и кашлем, не мог разобрать даже сам я. Вскоре я успокоился, и он, поддерживая меня за талию, так как в голове творилась несуразица, и ноги отказывались держать, протащил в дом. Там был Жак, он помог Бернару донести меня до кровати, и я, поддавшись слабости, схватил вампира за руку и прошептал: – Останься со мной, пожалуйста, – мне казалось, что одиночество засасывает меня. И Бернар, конечно же, остался, даруя своим присутствием спокойствие и иллюзию любви. Ведь настоящая любовь Бернара – Жак? Как же мне обидно, что я не появился тут раньше. Бернар ушёл через пару минут, а Жак – сразу же, как переодел меня и дал выпить воды. Я не мог уснуть ещё довольно долго, наверное, потому что в голову прокралась куда более страшная мысль, чем: «Он влюблён в Жака». Почему я решил, что он влюблён именно в мужчину? Потому что я сам в него влюблён? Он же может любить Патрицию, или Люси, или ту девушку, молоденькую англичанку Лили. А если это действительно так, то всё куда хуже, чем казалось на первый взгляд. Эта ночь была по-настоящему тяжёлой. Я не мог спать, голова болела, и мысли никак не хотели покидать её. Полная луна светила так ярко, что даже свечи, наверное, не смогли бы сделать комнату настолько освещенной. Я услышал вой и испугался за наших лошадей, ведь если это волки, то привязанные лошади ничего не смогут сделать, и их съедят. Я встал с кровати и подбежал к окну, увидев огромное существо, воющее на луну. Волчья пасть и туловище намного больше, чем у обычного волка или человека. Я заворожёно смотрел на него. Этого ведь не может быть. Это же не оборотень! Их не существует. Конечно, не существует, так же как и вампиров. Мне вспомнились слова Жака: «В этом замке живёт много разных существ», – и я похолодел. Я на ватных ногах подошёл к кровати и лёг в неё. Надо успокоиться. Он ведь мне ничего не сделает. Но, в итоге, уснуть мне так и не удалось, а при каждом шорохе я дёргался так, будто меня собираются посадить на кол. За завтраком все сидели так, будто ничего не произошло. А в принципе, у них ничего и не произошло. Я каждого рассматривал отдельно, но мой взгляд останавливался на Лили. Я смотрел на неё пристально, и, кажется, это не укрылось от Жака, потому что когда он мне показывал места для уборки, неожиданно повернулся и сказал: – Не бойся Бернара, – он назвал его по имени! – Любить — значит желать другому то, что считаешь за благо. И желать притом не ради себя, а ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо. Он мне кивнул и вышел из комнаты, а я удивлённо смотрел ему вслед. Подождите, он намекает мне на то чтобы я не лез к Лили, потому что она возлюбленная Бернара?! Он узнал, что влюблён? Да какая ему вообще разница, что я чувствую! Это мои чувства, и только я буду решать, добиваться ли мне кого-то или нет! Швырнув швабру на пол, я, разозлившись, вылетел из комнаты и пошёл к кабинету Бернара. Я просто скажу ему о своей любви! Это ведь не карается законом, и мои чувства не изменяться, и никто не будет запрещать мне их чувствовать! Я распахнул дверь так, что та врезалась в стену, но удивлённое лицо вампира разозлило ещё больше. Да он даже не подозревает, что за чувства я испытываю! Как трудно мне находиться рядом с ним или как трудно держать всё в себе! Напыщенный индюк! Я вошёл и захлопнул за собой дверь. Надеюсь, нам мешать не будут. – Что-то случилось? – спросил он, оглядывая меня. Я был взлохмаченный и запыхавшийся скорее от злости, чем от беготни. – Ты сидишь тут, как король, – начал злобно я. – Хотя подожди! Какой там король? Я же тебя с самого начала за Бога принял. Да, ты Бог. Бог моего мира! Я зависим от тебя, как животное от своего хозяина! Я даже вздохнуть не могу, если ты мне этого не разрешишь. Ты то, чем я дышу! – кричал я и с силой пнул один из книжных шкафов, – А знаешь, как я мучился ночами, думая, что всему этому нельзя положить конец! А тут сначала Жак, потом Лили. Да ты натуральный Жигало! Ты хоть понимаешь, как мне больно?! Да ты слеп и глух, раз ничего не замечал! А вот сейчас, – я всхлипнул, – сейчас ко мне приходит Жак и говорит, чтобы я не мешал тебе с Лили, ведь любящий человек должен дарить любимому счастье, даже если он не с ним! Это унизительно. Мало того, что я оказался содомитом, так ещё и должен заткнуться и действительно притвориться едой! – сорвал голос я и, сглотнув, замолчал. – Что? – спросил вампир, и от обиды слёзы начали застилать глаза и я, развернувшись, крикнул: – Ты напыщенный самовлюблённый индюк! И плевать, что он меня убьёт, плевать на всё. Я хотел нащупать ручку двери, но меня заключили в стальные объятия. – Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, – шептал Бернар, покрывая поцелуями мой затылок и прижимая к себе крепче. – Ты не представляешь, как я люблю тебя. Это ты центр моего мира. Когда я увидел тебя на краю леса, я просто не смог пройти мимо, я хотел, чтобы ты принадлежал мне. Только поэтому. Прости, я не знал, что мучаешься и что ты меня тоже любишь, извини меня. Я облокотился о него и заплакал, теперь мне было легче. Он прижимал к себе всё сильнее, будто бы я мог раствориться его в руках и исчезнуть. Я повернул голову и подставил лицо под мягкие ласковые поцелуи, которые дарил мне мой возлюбленный. Как позже выяснилось, меня слышали все жители замка, так что новость о том, что мы с Бернаром вместе, не оказалось неожиданной. И, в общем, жизнь моя не сильно-то уж и изменилась, мы не жили в одной комнате и не обедали вместе, хотя мне разрешалось и спать у него, и просто бездельничать, но наши отношения как любовников развивались просто черепашьим ходом. Мы даже не целовались, если не считать глупых поцелуев в щёку на ночь. Конечно, я ловил на себе его заинтересованные и голодные взгляды. Голодные не в смысле крови, а в смысле плоти. И я, конечно, много размышлял перед тем, как начать подавать ему знаки, что уже можно действовать. Но, кажется, мой галантный кавалер даже не пытался их понять, а ведь с момента признания прошло уже больше месяца! И в голову начали закрадываться мысли, что, возможно, это ошибка, и на самом деле ни я ему не нужен, ни он мне. Я имею в виду нас как любовников, конечно. И вот однажды я решил предпринять последнюю попытку, и если после этого ничего не сработает, то мы и вправду не подходим друг другу. В этот день я как раз должен был убираться в кабинете Бернара. Я зашёл и как обычно начал протирать полки, когда почувствовал его взгляд на себе. А вот это уже конкретно раздражает. Резко развернувшись, я подошёл к его столу и, поставив на него руки, прямо спросил: – Ты меня любишь, Бернар? – Конечно! – ответил он. – А хочешь больше? Ты хочешь меня? – я увидел, как зрачки его расширились, а черты лица немного заострились. Видимо, такого он не ожидал и, кажется, это был удар ниже пояса. – По-моему, спрашивать такое неэтично. – По-моему, неэтично то, что любовники даже нормальных поцелуев друг от друга не получают. В мгновения ока он оказался позади меня и, убрав с плеч отросшие волосы, поцеловал в шею. – Это провокация, – улыбнулся он, продолжая прижимать губы к моей шее. Я отчётливо почувствовал вытянувшиеся клыки. – Сегодня ночью будем спать у меня. Бернар прижал меня к себе, но я, развернувшись в его руках, обнял мужчину за шею и прикоснулся своими губами к его, тёплым и мягким. Он тут же ответил на ласку, прижав меня крепче и углубляя поцелуй. И вот теперь мне было немного страшновато, ночь-то всё ближе, а я сам натравил на себя зверя. Вечером, умывшись, я сидел на кровати в одной ночной сорочке и ждал прибытия моего господина. Это было немного нервозно, вот так сидеть и ждать не знай чего. Мысль убежать не казалось такой дурацкой, как вначале. И вот, когда я почти собрался это сделать, дверь распахнулась, и в комнату величественно зашёл Бернар. На нём был лишь халат, поэтому он не скрывал рельефность вампирского тела. Пристально смотреть на него, конечно же, было некрасиво, но я не мог оторвать взгляда от этого тела. Вампир подошёл к комоду и, взяв оттуда маленький графин, поставил его на прикроватную тумбочку и сел рядом со мной. Я занервничал, а он обнял меня за талию и легко повалил на кровать, нависнув сверху. Это было довольно-таки неожиданно, и я непроизвольно вскрикнул, отчаянно покраснев из-за этого. – Боишься? – спросил он, откидывая мои волосы с лица. – Нет. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. – Не стоит, – улыбнулся он. Хоть и сказал, что не стоит, но не доверять ему было невозможно, поэтому, когда он осторожно начал поднимать с бёдер мою сорочку, я был абсолютно расслаблен, его руки приятно поглаживали мою кожу. А когда сорочка была поднята до груди, он остановился. Я открыл глаза и увидел перед собой абсолютно хищное выражение лица, именно такое, будто он собирался меня сожрать. Он, не двигаясь, смотрел на меня, наверное, ожидая каких-либо действий и я, взяв его руки, направил к своей коже, заставляя скользить их по телу. Когда он задел сосок я слегка выгнулся, промычав, и он, наклонившись, лизнул его и слегка прикусил. Это было приятно, и стон непроизвольно вырвался из моей груди. Его руки мяли плоть и скользили по чувствительным местам, я рвано задышал, а он языком проходил по моему торсу. Я даже не заметил, когда он взял с тумбочки графин и, вылив содержимое на пальцы, начал проникать внутрь меня. Это было неожиданно приятно и заставляло желать большего. Одной рукой он ласкал мою плоть, а другой проникал глубже, подготавливая. – Ты в порядке? – я даже не узнал его голос, это больше было похоже на рычание. Но меньше всего этот голос меня пугал. – Мне очень хорошо, – отрывисто произнёс я, – ещё… Он убрал свои руки и, намазав маслом член, развел мои ноги сильнее и медленно начал входить. От боли я крепко зажмурился и он принялся поглаживать мой член и теребить соски, отвлекая от неё. Полностью проникнув внутрь, вампир крепко обнял меня и, выйдя, снова вошёл, и это было уже не так больно, как вначале, поэтому я прошептал: – Продолжай. Толчки становились сильнее и быстрее, он, накапав на моё тело масла, начал размазывать его. Сначала на соски, сжимая, теребя и гладя их, потом на мышцы живота, поглаживая, а после на член, даря полное блаженство. На пике удовольствия он наклонился к моему плечу и, прокусив его, глотал кровь. И впервые мне показалось, что это совсем не больно, а даже приятно. Утро наступило ужасно быстро, так сказал Бернар, когда я его разбудил. – Почему ты не спишь? – спросил он. – Я выспался, – приютившись у него на груди, ответил я. Мы лежали так довольно долго, я даже задремал. Было приятно и интимно вот так просто лежать рядом. Никогда не думал, что можно испытывать такое чувство. – Ты хочешь жить со мной всегда? – спросил, вырывая из приятных фантазий, Бернар. – А разве мы не живём вместе? – озадачился я. – Да, но…– он, глубоко вдохнув, сказал: – Жить со мной вечно. Ты же заешь, вампиры живут долго, очень долго. А человек умирает слишком быстро. Ты… ты хочешь жить со мной вечно? Я удивлённо смотрел на него. О чем он говорит, неужели он… – Ты хочешь сделать меня вампиром? – Нет, исключено. Не хочу питаться никем другим. Просто ответь, ты хочешь? – Бернар, ты что, настолько глуп? Неужели в слова «я люблю тебя» вкладывается какой-то другой смысл? Эти слова значат всё! Я люблю тебя, я хочу тебя, я хочу жить с тобой, я хочу быть вместе с тобой навсегда, я умру за тебя! Разве нет? – Конечно, да. Я просто хотел убедиться. – Но разве можно жить вечно? – Патриция и Люси сделают всё возможное, а они же ведьмы, и сами живут более тысячи лет, как и я. Он крепко обнял меня и, поцеловав, прошептал: – Я люблю тебя. И как он может во мне сомневаться? Я бы отдал жизнь за него, ведь он забрал мою уже там, на краю леса. *Содомит — гомосексуалист | |
| Просмотров: 1158 | |
| Всего комментариев: 0 | |