| Главная » Статьи » Законченные » Мой немец |
Мой немец
Обычно я сужу человека по его имени. К примеру, моё имя Александр означает защитник, отчего я всегда заступался за друзей, и никогда не поддавался инстинкту самосохранения. Мою мать звали Любовь, доброте и нежности её не было предела, она была настолько ласковой, что мои проступки часто сходили мне с рук. Проще говоря, имя отражает характер человека и даже влияет на его судьбу. Интересно, что означает имя Вильгельм? Я сидел на скамейке заднего двора и грелся в лучах майского солнца. Пусть это и была только середина месяца, на улице уже было довольно тепло. Снег за эти солнечные дни полностью растаял и речка, находившаяся в нескольких километрах от деревни, поднялась до краев. Нога моя по-прежнему болела и мешала мне заниматься повседневными делами. Мысль сделать себе трость пришла мне в лесу, когда мы с Вильгельмом ходили за дровами. Увидев прочную толстую палку с изогнутым концом, я победно ухмыльнулся и поднял её испод ног. Сейчас я был занят тем, что преобразовывал её. В это время немец перекапывал землю на нашем участке. Хоть он и был молодым юнцом ниже меня ростом и меньше меня в плечах, он всё равно был куда полезнее, чем я. Первое время я тоже пытался копать землю, но уже через пять минут колено сводило так, что я еле мог удержаться на ногах. - Вильгельм, - позвал его я, чтобы он немного отдохнул, а то уже трудиться больше двух часов. Парнишка, воткнув лопату в землю, направился ко мне. Майка, которая была на нём, полностью промокла от пота и прилипала к коже, лицо покраснело от работы и напряжения, а брюки и кирзовые сапоги были заляпаны в грязи. Налив в кружку чистой воды, я протянул её подошедшему немцу. Он жадно вцепился в неё и сразу же поднёс к губам, выпивая всё до последней капли. Плюхнувшись рядом со мной, он устало прислонился к стене дома. - Тяжело, - произнёс он, состроив печальную и уставшую мину. Не привыкший к работе парень, первое время хныкал и еле двигал руками. На место вспашки я хотел что-нибудь съедобное посадить, чтобы было, что жевать на следующий год, а то такими темпами мы с голода помрём. Запасы, что мы нашли в деревне, хватает только до наступления осени. Плюс ко всему если сажать картошку, то придётся и её отобрать, что означает урезать наш паёк. Скотины в деревне осталось несколько. Коза, корова и выжившая псина, которая даже охотиться не умела, хоть и была из охотничьей породы. Что касается трупов, то мы всех их похоронили на местном кладбище. Конечно, табличек с именами не было, к тому же многих мы закопали в общую могилу. На всё это мы потратили три дня, после чего Вильгельм, которые копал все эти ямы проспал больше двух суток. Сегодня мы приготовили баню, и я с нетерпением ждал того момента, когда смогу расслабиться в деревенском рае. Не знаю, была ли баня в Германии, но такого сооружения у них не было, а если и было, то затапливается оно как-то по-другому. К вечеру мы, взяв все принадлежности, направились в маленькое деревянное сооружение позади дома. Зайдя внутрь, в предбанник, я положил свои вещи на полку и, втянув запах берёзовых веников и радостно улыбнувшись, принялся раздеваться. Когда я стянул с себя рубаху, и присел на скамейку, чтобы снять штаны, я заметил, что юнец трётся возле входа, смотря на меня удивлённо, при этом покраснев от смущения. Как только он заметил, что я смотрю на него, он замялся, отвел взгляд и весь сжался. - Давай, раздевайся, - произнёс я, нахмурившись. Он вновь поднял на меня взгляд, после чего потупился и, отвернувшись, начал стягивать майку, в которой проработал целый день. Поведения немца всё чаще меня озадачивало. Я понял, что вырос он явно не в деревне, а в городе и похоже семья его была не из бедных, потому что делать что-то в одиночку он не мог. Избавившись от последней части своего одеяния, я поднялся и вошёл в другое помещение, не забыв захватить с собой берёзовый веник. Лицо и тело опалило жаром и я сладко, улыбнувшись, взяв ковш, набрал туда воды и плеснул их на камни, откуда вышли новые клубы пара. Немец зашёл следом и сразу же зажмурился от жара. Быстро подойдя к скамейке, что стояла в глубине комнаты, он присел на неё, зажмурившись и сгорбившись. Я поставил таз, наливая из котла горячую воду, и положил туда берёзовый веник, в надежде, что позже парень попарит меня. Я знал, что нужно было сделать, чтобы парень понял, что я от него хочу. Заставив его подняться, я указал ему на высокую полку, объясняя, что нужно лечь туда. Вильгельм, без вопросов, доверившись мне, лёг и я, взяв веник, начал его парить. Не ожидая такого, он, конечно же, истошно завизжал, резко вставая и ударяя головой об потолок. Я помог ему спуститься с верхней полки и сам поднялся туда, попутно старясь объяснить, что я от него хочу. Парень вначале не понял, потом поняв объяснения, спросил, уверен ли я, и ещё немного помявшись, приступил к своему занятию. К моему огромному сожалению, делать он этого не умел и вначале просто водил веником по моей спине. Со злости я вырвал у него веник и пару раз отшлёпал им парня, который обиженно и испуганно смотрел на меня. После этого я, ему крича, объяснил, что нужно делать и он, кивнув, начал меня парить. Каждые пять минут, я просил поддать пару, а парень через каждые десять минут выходил, чтобы подышать свежим воздухом в предбаннике. В общем, на всё ушла у нас чуть больше полутора часа. Как только мы вернулись в дом, Вильгельм сразу же направился в комнату и можно сказать рухнул на неё без сил. Похоже, для первого раза, для него было слишком. Я сходил на кухню и налив кружку воды дал ему выпить, после чего выпив чай с вареньем, отправился спать. На следующий день проснулся первым я. Это было необычно, потому что чаще всего первым встаёт Вильгельм и сразу же начинает хлопотать на кухне. Решив, что вчера он просто слишком устал, я, одевшись, направился в погреб за новой банкой варенья. С пыхтением и кряхтением достав её из затхлой холодной и сырой комнаты, я отправился на кухню готовить завтрак. Сделав кашу, разлив молоко по кружкам и поставив банку малинового варенья на стол, я отправился за спавшим немцем. К моему сожалению, парень не проспал, он просто заболел. Снова. Я с чувством обречённости недовольно смотрел на лежащего парня, который устало, смотрел на меня в ответ. - Что болит? – спросил я, вздохнув и присев на край кровати. - Больно, - произнёс он и я закатил глаза, поняв, что он совсем забыл о языке из-за своей боли. - Что больно? – переспросил я. Вытащив руку испод одеяла, он тыкнул себе в голову, потом в плечо и после устало произнёс: - Много. Я выгнул бровь и недовольно посмотрел на парня, который грустно смотрел на меня в ответ. Я прикоснулся к его голове и, не ощутив, жара или даже намёка на него, устало вздохнул. Таблетки, которые лежали у меня в шкафу были предназначены для больных с высокой температурой, но раз у парня её нет, то и помочь они не смогут. Я вновь прикоснулся к его лбу, в надежде, что ошибся и у парня всё-таки обычная температура, но вновь меня ждал такой же теплый лоб, как и мой собственный. Ладонь, прижатая к голове парня, соскользнула, но Вильгельм, взяв её в руки, потёрся об внутреннюю от пережитых боёв жёсткую сторону щекой. Несмотря на всю странность происходящего, я не отдёрнул руку и не отстранился, даже не поморщился. Я словно зритель наблюдал за происходящим. За этим прикосновением не стояло ничего больше чем просто ощущения кого-то рядом с тобой. За несколько недель мы стали ближе друг к другу и, похоже, немец начал мне доверять и именно этот жест заставил меня понять безграничность этого доверия. Как только парень выпустил мою ладонь, я потрепал его по волосам и поднялся с чужой кровати. Надо дать ему отдохнуть. Скорее всего, голова у него болела от непривычки. Он же вчера из-за меня полтора часа торчал в бане, возможно, надышался угарного газа, хотя в этом я сомневаюсь, ведь моя голова абсолютно свежа и здорова. Решив, что парню надо лишь немного отдохнуть, я, взяв дощечку, на которую водрузил его завтрак, поднял её со стола, с трудом удерживая равновесие, поплёлся в комнату к больному. Поставив самодельный поднос на стол, я подошёл к кровати и, приподняв парня, усадил его. - Сам есть будешь? – спросил я, а немец непонимающе посмотрел на меня в ответ, из-за чего я потёр лоб и устало вздохнул. Поставив тарелку ему на колени и вручив ложку, я смотрел, как парень аккуратно, чтобы не запачкать постель, ест приготовленную мной кашу. Ел он долго и довольно странно, складывалось такое ощущение, что у него руки болят, но помогать я ему не стал, отчего и прождал дольше, чем нужно. После того, как он запил всё это молоком, я забрал посуду и покинул его комнату. Проболел он два дня, за это время я доделал свою трость. Я навещал его только для того, чтобы покормить невезучего немца. Каждый раз, когда я заходил к нему в комнату он улыбался и медленно поглощал принесённую мною пищу, будто хотел, чтобы я задержался немного дольше. Я не обращал на это внимания, ведь ему наверняка скучно одному лежать целый день в постели. Нет, он, конечно, поднимался, но только для того, чтобы справить нужду и я ему в этом помогал. Первые два раза, я его придерживал за плечи, и пока он держал свой пенис в руках и ходил по-маленькому, он краснел и от стыда начинал потеть. Он вел себя не так, как любые другие люди нашей страны. Оттого, что он чувствовал себя смущённым, я тоже внезапно начал понимать, что это странно и необычно. Делать это именно с ним было необычно. - Я сделал завтрак, - прокричал я, ставя на стол тарелки с едой. Спустя полминуты парень вышел из своей комнаты и, почёсывая за ухом, прошествовал к месту трапезы. Ели мы, молча, но я всё время чувствовал, как Вильгельм прожигает меня взглядом и каждый раз, когда я поднимал голову, чтобы удивлённо взглянуть на него, он сразу же отводил взгляд и делал вид, что не смотрел на меня. В любой другой раз я бы вытряс из парня ответ с признанием, но я словно стеснялся его. Стеснялся? Я с грохотом поднялся из-за стола и подошёл к парню, который ошарашено смотрел на меня в ответ. Схватив его за грудки футболки, я поднял парня со стула и злобно прорычал: - Что? Что ты так на меня смотришь? - Прости, - прошептал он с сильным акцентом, хотя речь у него до этого была лучше, видимо от страха он еле смог вымолвить его. - Что? – так продолжая рычать, повторил я. Парень испуганно пятился и пытался вырваться из моей хватки. Его затравленный вид, заставил постыдиться своего поведения. Поэтому внезапно расслабив кулаки, я выпустил парня из рук, отчего тот, не удержавшись на ногах, упал и приземлился мимо стульчика, ударяясь об него локтём, на пол. Он сидел на холодных деревяшках, смотря вниз, после чего осторожно поднял взгляд и встретился с моим спокойным и слегка виноватым, точнее я старался, чтобы он выглядел именно таким. Протянув ему руку, он с благодарностью принял её и поднялся с моей помощью. - Сильно ударился? – спросил я, смотря на его содранную кожу на локте. Он отрицательно помотал головой, но я, потянув его за руку, утащил в свою комнату. Усадив парня на кровать и достав аптечку, я промокнул вату зелёнкой и осторожно начал обрабатывать рану. Сжимая чужую руку в своей ладони, я чувствовал, как под ней бьётся вена, и подрагивают мышцы от боли. Не знаю почему, но я стал ощущать себя рядом с немцем по-другому. К примеру сейчас обрабатывая рану, я не чувствовал раздражения от неуклюжести парня, а чувствовал облегчение от того, что он не поранился сильнее. Я начал к нему привязываться. Вот, что означали эти чувства. Похоже, что парень ко мне привязался очень сильно, потому что выносить мой упертый и раздражительный характер не могла даже собственная мать. Обработав рану, я отпустил чужую руку. Вильгельм смотрел на меня с благодарностью и после этого проговорил, практически без акцента: - Спасибо. - Что означает твоё имя? – спросил я. Он посмотрел на меня удивленно, после задумался и уставился в одну точку, видно пытаясь подобрать слова для того, чтобы описать значение. - Моё имя означает защитник, - произнёс я, а он уставился на меня, продолжая задумчиво тереть проросшую за несколько дней щетину, и удивлённо спросил: - Защитник? Я изобразил броню и на руках пытался объяснить, что это означает защита. После, я долго подбирал синонимы, стараясь ему растолковать слово, в итоге, устав, я сел на кровать рядом с ним и посмотрел на улыбающегося немца. - Защита, - кивнул он. - Я понял. - Вильгельм - это защита тоже, - его слова были с грубым немецким акцентом, который никак не украшал слова, но мне неожиданно стало всё равно. Если до этого я всегда примечал этот акцент, что меня жутко раздражало, то сейчас я будто его не замечал. Я недовольно посмотрел на парня, который видимо таким образом, решил мне отомстить за то, что ударился локтём по моей вине. Я вздохнул и слабо улыбнулся, мне кажется, я его воспринимал, как соседского мальчишку, который тянулся ко мне, считая своим братом.
| |
| Просмотров: 754 | |
| Всего комментариев: 0 | |